Кен - Страница 76

И включила духовку.

В дверь почему-то долго не звонили. Ксения подумала, что он, наверное, внизу, ждет лифт. А маленький опять сломался… Горе-то какое: не подъезд, а развалины старого мира. Ну почему именно его облюбовали бомжи?

Множество глупых мыслей со скоростью с десяток за одно мгновение проносилось в голове, пока она стояла в полутемной прихожей. «Вот сейчас. Вот сейчас…» — вместо пульса ритмично отсчитывало сердце.

Звонок.

Она метнулась сначала к зеркалу, потом схватила с полочки расческу, потом ледяными ладонями тронула щеки и наконец сообразила: надо открыть. Всего несколько мгновений осталось до того момента, когда жизнь начала новый отсчет: до и после. Но она этого не знала. Пока не открыла. Она опять опоздала.

Он лежал у порога, по ту сторону двери, из уголка рта — черная струйка крови. Мягкие светлые волосы, до которых Ксения дотронулась, пахли чем-то сладким.

— Андрюша! — позвала она, присев на корточки. — Эй!

И тут же подумала: «Почему не было слышно выстрела?» Потом вдруг увидела на полу кровавый след. От лифта до самых дверей. Его убили не здесь, но зачем-то приволокли к этому порогу, положили и позвонили в дверь. Зверь принес к норе свою добычу: показать.

Ксения подолом вечернего платья стала вытирать ему рот. Почему-то не хотела, чтобы смерть в нем что-то испортила. Совершенную гармонию его лица, которое застывало в ее руках.

Она вдруг опомнилась: поняла, что на улице очень холодно, вечернее платье открывает руки и спину, шея тоже голая, а из окна на лестничной клетке сильно дует. И он без шапки, в драповом осеннем пальто.

— Сейчас, сейчас, Андрюша, — сказала она и, открыв пошире дверь, стала заволакивать его в прихожую. Он был очень тяжелым: высокий, сильный мужчина в ее неумелых руках с ненужным теперь маникюром. В прихожую Ксения втащила его с трудом и, только закрыв дверь, вздохнула облегченно. Потом с гордостью сказала:

— Я всегда была сильная, Андрюша.

Потом села рядом с ним на пол и стала плакать тихонечко-тихонечко, как будто он спал, а она просто боялась разбудить…

…В дверь уже давно и очень настойчиво звонили. Ксении даже показалось, что она задремала. Время проваливалось в пустоту, не оставляя в памяти никаких событий. А куда теперь спешить? Спешить надо было раньше, пока он был жив. Не наказывать, если знала, что все равно простит. Спешить.

Если с чем и стоит торопиться, так это с прощением. Потому что если не успел наказать, то потом этому только порадуешься, а если не успел простить…

Она не успела. И теперь, никуда уже не спеша, открыла дверь. На пороге стояла взволнованная соседка: дама средних лет с прижатой к груди черной кожаной сумочкой. Лицо у дамы было раздраженным:

— Ксюша, что это такое? — Рукой в черной замшевой перчатке дама указывала на кровавый след: — Кто это все будет убирать?! Да что там у тебя?

Она шагнула в прихожую и почти споткнулась о тело бывшего мужа Ксении. Сумочкой прикрыла рот и взвизгнула:

— Мамочки! Да здесь же человека зарезали!

— Не надо так кричать, Татьяна Георгиевна, — попросила Ксения.

— Да как же это… Мамочки! Маньяк!

И соседка осела на пол. Потом, дав ей воды, Ксения позвонила следователю. Она уже никуда не спешила, да и он совершенно спокойно сказал:

— Что? Муромского зарезали? И где?

— Возле моей двери.

— Что ж… Вы только сразу не умирайте… Черри…

Она почему-то вспомнила Лидушу. Ее, Ксении, собственные дети так и останутся теперь в той жизни, которая могла бы быть у нее, если бы она поспешила. А вот Лидуша успела. Но она может этого так и не узнать. Надо ей сказать. Обо всем. И о счастье, и о прощении. Лидуша должна узнать, как ей все-таки повезло.

Очнувшаяся соседка устроила настоящую истерику. Смерть человека близкого и чужого воспринимается людьми совершенно по-разному! Ксении хотелось, чтобы он так и остался лежать в этой прихожей, а дама причитала, беспокоясь только о том, чтобы поскорее приехали и увезли мертвеца.

— Милиция, где милиция? — то и дело вскрикивала она.

— Да идите же вы отсюда, Татьяна Георгиевна! — не выдержала Ксения.

— Я могу идти? Да-да. Могу. Я не понимаю: я что, свидетель? Ксюша, так это ты его зарезала?! — ахнула женщина.

Ксения ничего не ответила, но поняла наконец, что он мертвый. И никуда не денется из этой прихожей. И не надо больше ловить его на слове, бояться, что он кого-то убил, выгораживать, вытряхивать пепельницы, двигать мебель. Она ошибалась.

— Первый, второй, третий, четвертый… — догадалась наконец она.

В дверь опять звонили, и Ксении пришлось открыть.

— Чем это здесь так пахнет? — принюхался следователь.

Из кухни по всей квартире и лестничной клетке плыл вкусный запах приправ, в которых тушилось сочное мясо.

— Духовка, — сказала Ксения. — Мясо, кажется, готово…

30: 15

Все время, пока в квартире находились посторонние люди, она сидела в гостиной, в уголке дивана, и не могла отделаться от мысли, показавшейся в первый момент абсурдной. «Должно быть, я сама этого хотела», — думала Ксения, глядя, как следователь, сидя за столом, пишет протокол. «Хотела, чтобы все было именно так. Не нарочно хотела, не явно, а где-то очень-очень глубоко в себе. Там, откуда даже мысли не допускается в сознание. Ведь как у Луны есть обратная сторона, так у человека есть запретная зона, которую он и сам в себе не до конца исследовал. И из этой темной зоны берется то темное, что самому противно, но тем не менее оно проникает в сознание и действует, словно яд. Только убивает медленно, начиная не с тебя, а с твоих близких…»