Кен - Страница 68

— Разве ты их вместе не встречала?

— Знаешь, к тому времени я уже бросила большой теннис. У меня был шанс. Как у каждого вечно второго номера. У того, который сидит в запасе. Вот он сидит, сидит, сидит, смотрит, как побеждает первый. А его не берут. И в один прекрасный день первый номер ошибается. Или его начинают преследовать травмы. А второй только того и ждет — вот он я! Случайная, незапланированная слава. Но разве что-нибудь бывает в жизни случайным? Так вот и я ждала. И тренировалась, как проклятая. И случилось так, что Женя получила травму. Нам обеим было по семнадцать лет, мы же ровесницы. В те времена еще сборная команда Советского Союза везде ездила. За рубеж выпускали по большому блату. Я — девочка из бедной семьи, а Женька мало того что звезда, так еще и родители не простые люди. Папа — большой начальник, мать — светская дама. И она знала, что не выиграет, после своей травмы сойдет в первом же круге, а я как раз в отличной форме. И Женька это видела. Все видели. И все зависело только от нее. Если бы вмешался ее всесильный папа… Она могла бы пропустить этот турнир. У неё потом могли быть и другие. Ну разве трудно было дать мне этот шанс? Мы же были подругами. И я ее попросила. Ты знаешь, как это унизительно: просить свое? Наверное, ей не понравилось, как я это сделала. Я фальшивить не могу. И комплименты могу говорить только заслуженные. Я честно сказала, что у нее шансов нет, а у меня есть. И она вдруг сказала: «Поеду!»

— И поехала? — спросила Ксения.

— Да.

— А почему тренер не вмешался?

— Из-за папы. Если единственный ребенок большого начальника хочет за рубеж, он туда поедет. Наверное, и Элеонора Станиславовна вмешалась.

— Сколько, говоришь, вам было? Семнадцать? Толику, значит, чуть больше двадцати.

— Какому Толику?

— Какая странная все-таки вещь — жизнь. Десять лет назад у Элеоноры Станиславовны Князевой неожиданно объявился племянник, и чтобы с ним не встречаться, она была готова на все. Даже везти на турнир травмированную дочь. А любящий муж, стараясь угодить, надавил, где надо. И вот семья едет за границу, племянник отправляется на дачу, а ты остаешься в Москве, реветь. Она проиграла?

— Да. В первом же круге. Но при чем здесь какой-то Толик? При чем Элеонора Станиславовна?

— При всем. В семнадцать лет Женя еще не была такой самостоятельной. Мама хотела, чтобы они поехали. Тогда всем казалось, что так будет лучше. И только через десять лет выяснилось, какая же эта была ошибка! Анатолий не встретился со своей двоюродной сестрой, ты закончила теннисную карьеру, а Генка…

— Что Генка?

— Боялся тебе признаться, что почти год жил в квартире у ненавистной тебе бывшей подруги. Оказывается, иногда должно пройти много-много лет, чтобы из какого-то поступка выплыло совершенно неожиданное следствие. Кто бы мог тогда подумать, что все так обернется? Кошмар! Наверное, после этого Женя стала особенно недолюбливать свою мать. Поняла, какая та эгоистка. Но неужели все зависело от одного только турнира?

Лидуша поняла этот вопрос по-своему:

— Для меня — да. После этого случая во мне что-то сломалось. Знаешь, так бывает. Разочаровываешься в любимом деле. Оказывается, даже не от тебя все зависит. Ты любишь работать, хочешь работать и в силах чего-то добиться, а тебе в любой момент может помешать какая-то мразь. Просто потому, что ей в тебе что-то не понравилось.

— Но Женя…

— Да, может, и не она. Но мне-то что теперь? Я перестала верить в себя. И все кончилось. Никаких успехов. Через два года я вообще бросила теннис. Занялась с детишками, поступила в институт, на кафедру физвоспитания. Но про Женьку больше слышать не могла.

— А я думала, что только из-за любви можно так возненавидеть человека.

— У кого к чему любовь. Тогда в моей жизни не было Генки. А спорт — это больше, чем страсть. Это вторая жизнь. Вернее, без него никакой жизни. Тебе не понять.

— Да уж, — вздохнула Ксения. — А зачем ты потащила Генку на ее последний матч?

— Зачем? — удивилась Лидуша. — Ах да! Ее же там и зарезали! Генка! — вдруг сообразила она.

— Что Генка? — вздрогнула Ксения.

40: 0

— Он уходил, как ты не понимаешь! Туда, к ней!

— Но зачем?

— Я сама виновата. Много лет уже не видела, как она играет. Почему-то подумала: ей уже двадцать семь лет. Закат карьеры. И никаких заметных успехов. И показалось, что я смогу ее простить. Пожалеть — и простить. Ты понимаешь?

— Я видела тот матч, — обреченно сказала Ксения.

— Как она играла! Другие радовались, а у меня слезы были на глазах. Ты даже не представляешь, что значит иметь единственного врага! Если у тебя постоянно с кем-то конфликты, то это не так страшно. Дробишь свою ненависть, и она бессильна. Но у меня со всеми прекрасные отношения. Вся злость, что заложена в человеке, досталась ей, Жене. И тут я вижу такое! Блестящую игру. Это был полет высокого класса. И рядом с ненавистью во мне уживалась мысль: я бы так никогда не сыграла.

— И она так никогда не играла. Я видела все ее матчи за последние три года.

— Но я-то их не видела! Мне казалось, что я ошиблась тогда, что она всегда такая. Мощная, подвижная, вдохновенная. И какие красивые удары! Я просто давилась слезами.

— Генка видел, да?

— Я ему все рассказала, — упавшим голосом произнесла Лидуша. — Еще давно.

— Послушай, а ведь Женя грозилась Генке, что все тебе расскажет про их роман. Он же говорил что-то про собаку на сене. Она хотела вас развести. Я поняла! Все поняла! Он хотел с Женькой об этом поговорить. Пригрозить ей как следует, чтоб не лезла. А тут еще и ты подлила масла в огонь.