— З-знакомое м-место, — сказал Анатолий.
— Дача.
— Д-да. Д-дача.
— Неужели вы с мамой в детстве никогда не приезжали в Москву? Ну хоть на несколько дней? — спросила Ксения, которой не давали покоя детские воспоминания подруги. Что-то в них было такое, что тревожило и ее саму. Но что?
— Н-нет, — неуверенно сказал он. — Н-не помню.
— Быть может, ты просто не помнишь? А скатерть с бахромой? Цветущая сирень? Одеколон «Саша»?
— К-какой еще одеколон? — пробормотал он и вдруг вынул из альбома ту фотографию, что перед этим внимательно разглядывал.
— Я это в-возьму.
И Ксения вдруг догадалась:
— Ты же ее любил, да? — И сама не поняла, кого имела в виду — подругу или Элеонору Станиславовну. Тот шаг, что был от любви до ненависти, Анатолий Воробьев все-таки сделал. — А если бы Женя не была твоей двоюродной сестрой?
— Она б-была.
— И ты убил Элеонору Станиславовну только за то, что она была ее матерью! И твоей собственной теткой! Но почему?
— З-запутался.
— Что ж такое за существо — человек? В своих собственных чувствах не может разобраться!
— П-пойду я, — поднялся Анатолий.
— А все-таки есть на свете справедливость, — сказала Ксения. — В том, что все это будет твое. Это честно.
— Т-ты… — начал было он. — Т-ты…
Ксения не дала ему договорить:
— Уеду отсюда завтра. Вспомнила, что у меня есть комната в коммуналке. Кстати, можешь забрать весь альбом. Хотя зачем? Ты же сюда все равно скоро переедешь.
— К-ключ».
— Что?
— К-ключ, К-ключа у меня н-нет.
— Ах да!
Ксения кинулась в прихожую и на полочке нашла тот, что принадлежал Жене. В целой связке ключей с дорогим, интересным брелком, сделанным по специальному заказу. Из серебра, в форме теннисной ракетки и с вензелем подруги. Очень эффектная вещица, но Ксения не стала снимать ключ от квартиры с брелка. Анатолий Воробьев покрутил вещицу в руке и сказал:
— К-красиво.
— Здесь от дома, от гаража и от машины. Разберешься сам. А свои занесу потом. Когда разберусь с вещами.
— В-возьми, что захочешь.
— Какая щедрость! — не удержалась Ксения. — Что, не жалко? А вдруг мебель вынесу? Плитку в ванной обдеру? Кухню итальянскую увезу по частям? Не жалко?
Он нахмурился, видимо прикидывая возможный ущерб. Потом четко сказал:
— Не увезешь.
— Как мы знаем людей! И знаем, что девочка Черри в милицию не побежит закладывать! А вдруг побегу?
— П-пошел. — Он сунул ключи в карман. — З-за-крой.
Ксения поняла, что отношения выяснять Анатолий не собирается. Он не был силен в словесных перепалках. Даже не мог толком выразить, что хочет. Но в том, что свой шанс он не упустит, Ксения не сомневалась. И она закрыла за ним дверь только с одной мыслью: поскорее начать собирать чемоданы. Никакой итальянской кухни она, конечно, не возьмет. И денег не возьмет. Или возьмет?.. Надо срочно разобраться со своей совестью, только взглянуть разок в окно: вдруг бывший муж еще не уехал? Ведь он прав. И насчет ее призвания быть просто домохозяйкой, и насчет того, что надо где-то и на что-то жить. Ксении надо признаться себе наконец в том, что ее благородство происходит не из кристальной честности, а из самой обыкновенной трусости.
И надо еще разобраться в том, кто из них двоих с бывшим мужем плохой, а кто хороший. Человек, разумно оценивающий ситуацию, или девушка, привыкшая к тому, что за нее всегда думают другие. Бездельница и тунеядка.
Ксения подбежала к окну в спальне. Никакой машины там, у подъезда, разумеется, не было. Что он, глупый, стоять под окнами и ждать неизвестно чего? Ксения не могла удержаться, чтобы не полюбоваться на то, как в свете фонаря кружатся крупные снежинки. Почти зима, подморозило. Тихо, красиво. И прохожих мало, потому что уже поздно. С работы в это время приходят одни только трудоголики и такие карьеристы, как этот противный Попов. Ксения подумала, что вспомнила его совсем некстати. Не надо так плохо думать о покойниках. Его уже нет. Поэтому надо говорить про себя: «Он был хороший, хороший… Ну, не такой уж и плохой…»
Она вздрогнула. А ведь Анатолий из подъезда не выходил. Куда же он делся? В лифте, что ли, застрял? Или она его прозевала?
Нет, не может быть. По всем правилам Анатолий должен был пройти как раз под фонарем, потому что к ближайшей станции метро именно в эту сторону. Даже если бы он пошел в противоположную, все равно должен был мелькнуть возле подъезда. Если только не нырнул под балконами первого этажа, на узкую, обледеневшую тропинку. Но зачем? Там темно, скользко, да и от кого надо прятаться?
Ксения никак не могла отделаться от тревожного предчувствия. Да что ж это такое? И надо же было подойти к этому окну! Вот так всегда: не знаешь — и не переживаешь. Пошла бы сразу собирать чемоданы и не задумалась бы сейчас над тем, почему Анатолий не вышел из подъезда. Дуреха! Так тебе и надо!
И Ксения пошла за теплой курткой в прихожую. Все равно надо забрать из ящика почту. Хотя какая может быть почта? Письма от поклонников? Она даже усмехнулась. В ящике полно только газет и маленьких бумажек с рекламой, которые обрадованные сломанным кодовым замком распространители напихивают туда битком.
Но она все равно оделась и взяла связку ключей.
«Спущусь. По крайней мере, успокоюсь».
Маленький лифт сломался, и Ксения долго ждала, пока приедет грузовой. Окно на площадке было открыто, из него страшно дуло, и снежинки набивались между стеклами, уже не тая.
Все эти мелочи она вспоминала потом, потому что мысленно так и осталась перед лифтом, на площадке между этажами. Только это ей хотелось помнить, а все, что произошло потом, — забыть.