Кен - Страница 53

Не заметив как, Ксения оказалась у знакомого общежития. Вроде бы приехала, чтобы еще раз подняться пешком на пятый этаж и прочитать надпись горелой спичкой: «А пошли вы все на…»

«Ну уж нет», — подумала Ксения и нажала пальцем на оплавленную кнопку. И только тут подумала, что Анатолий на работе.

— Тю! Опять эта фея! — Мужик в грязной тельняшке, казалось, не нуждался в том, чтобы зарабатывать себе на кусок хлеба. Основательно заправленный спиртным, он был в прекрасном расположении духа.

— Извините, я ошиблась, — попятилась Ксения.

— Э, нет! — Мужик погрозил ей пальцем. — Я по-омню! Поищем смысл жизни, а? На брудершафт? — В последнем слове заплетающимся языком он оставил меж редких зубов половину согласных.

— Анатолий на работе? — все еще стоя на пороге, спросила Ксения.

— Почему на работе? — Мужик всей пятерней залез в спутанные волосы: — Работа не волк, каши не просит. Или это: с миру по нитке — люби и саночки возить.

— Баба с возу — всей птичке пропасть? — улыбнулась Ксения.

— Молодец, девка! Заходи! — Мужик широким жестом пригласил ее войти в прихожую».

— Так он дома? — Дальше порога она пройти не решилась, замерла, зацепившись каблуком за грязный половик. — Если не на работе — значит, дома?

— Не-а-а. Уехал. В турр-рристическое пут-шест-вие.

— Какое еще путешествие? Он что, разбогател или сошел с ума?

— И то, и другое грозит небом в клетку, — тут же нашелся мужик, выразительно сложив крестом волосатые пальцы.

— Послушайте, вы можете мне все внятно разъяснить? Где Анатолий?

— А я что говорю? Внятно: море, пальмы, стройную креолку он увидел на песке…

— И когда уехал?

— Вчера. Утром. Сумасшедшие бабки, между прочим, заплатил. Чтобы побыстрее. А то милиция бы его не отпустила.

— Какая милиция? Почему?

— А кой хрен мужик из прокуратуры меня спрашивал, где Воробей был во вторник, в девять часов вечера, а, девка?

— Когда спрашивал?

— Позавчера. Воробей-то от мужика будто прятался. А вчера за бугор слинял. В туррр-рристичес-кое пут-шествие.

— Разве с него не брали подписку о невыезде? — удивилась Ксения.

— Чего-о? — протянул мужик.

Ксения поняла, что к Анатолию Воробьеву у следователя претензий не оказалось. Наверное, обеспечил себе очень хорошее алиби.

— И что ты сказал? — спросила Ксения. — Следователю, стало быть.

— Своих не выдаем, — подмигнул ей сосед Анатолия. — Врагу не сдается. Мы с Воробьем четыре года из одного холодильника продукты друг у друга таскаем, так неужто я его ментам сдам? Этим… — Мужик заковыристо выругался.

— У тебя что, были проблемы с законом? — догадалась она.

— Ага. Водку продавать закон не запрещает, напротив, имеет с этого нехилые бабки. Пить тоже не запрещает, а вот вести себя, напившись, соответственно потребностям раскреп… — Он икнул. — Рас-креп… остившейся души…

— Когда он приедет? — прервала его Ксения. — На сколько путевка и куда?

— В Ит… алию. Ой, что ж это такое? Пардон. На три дня.

— Так мало?!

— На больше и бабки большие нужны.

— Но зачем ему ехать в Италию на три дня, когда можно… Ой! — сообразила вдруг она.

— Думаешь, не вернется? — подмигнул мужик. — Не думаю. Наследство ему здесь светит.

— А тюрьма?

Ксения удивилась тому, что он не так уж и пьян. Неужели Ваньку валяет?

— Он тебе денег обещал, да? — спросила она.

— Мы с Воробьем…

— Знаю. Четыре года в одном холодильнике…

— В одной помойке, девка. А жить все хотят. Думаешь, мне не надоело каждый день видеть это дерьмо возле мусоропровода? И вонь не надоела? И то, что ко мне в гости надо записываться, как на прием к министру финансов?

— Послушайте…

— Да иди ты. Читать умеешь?

— Извините. Я уже ушла. Не забудьте сказать Анатолию, что я заходила. Если сможет, пусть позвонит.

— Ага. Сможет, — сказал ей вслед мужик. — Не понимаете вы никто смысла жизни…

Ксения забрала на вахте свой паспорт, все еще думая о странной поездке небогатого Анатолия Воробьева в Италию. Чтобы человек на последние деньги покупал горящую путевку и всего на три дня менял холодную, слякотную Москву на прелести средиземноморских курортов? Лишь бы успеть последний раз взглянуть на мир, что ли?

Она очень устала и почти пожалела об этой поездке. Вот так всегда: дома не сидится, потому что скучно, а стоит выйти на улицу, да пару раз поцапаться с продавцами, да разорвать о чужую сумку новые колготки в автобусе, да почувствовать на себе в толкотне вагона метро чьи-то липкие пальцы… Ксения развернулась и посмотрела тому, кто нарочно протиснулся поближе, прямо в глаза. Ничего. Пустота. Даже глаз не отводит, хотя и вжимается изо всех сил в ее вспотевшее от отвращения тело. «Лучше выйти», — поняла она и, оказавшись на незнакомой станции метро, села на ближайшую лавочку. «Как глупо получается: если не участвовать во всеобщей гонке на выживание, то и заняться особо нечем, — подумала она. — Все эти люди считают, что они чужие на празднике жизни, но не хотят понять, что и праздника-то никакого нет. Безделье — это не праздник, а сплошная серая скука».

Дома она поняла, что опять не хочет есть. Сидела, тупо глядя в экран телевизора, у которого зачем-то выключила звук. Она сама придумывала слова всем тем, кто появлялся на экране, те, которые хотела. И уже решив, что вечер безнадежно пропал, Ксения услышала телефонный звонок.

40: 15

— Привет, Ксюша! Узнала? — Это был он, ее бывший. — Где ты гуляешь? Я с утра звоню.

— Зачем?