— Черри, сядь здесь.
Это чтобы он сразу понял, кто за все платит. Герман отбил мяч на лету:
— А ты кто? Богатая дочка богатых родителей или сама по себе?
Такими ударами пробить Женю Князеву было невозможно. Она была не звезда, но крепкая профессионалка:
— Я не только сама по себе. Я еще имею привычку хорошо оплачивать услуги тех, кто придется по мне.
И задумчивый Герман повертел в руках почти пустой бокал со светлым пивом:
— Мне ночевать негде.
— А за пиво ты заплатил? — спросила Женя.
И Герман рассмеялся:
— Да, но от стаканчика чего-нибудь покрепче не отказался бы.
И они друг друга прекрасно поняли. Женя догадалась, что деньги, потраченные только что Германом в баре, у него последние. И ночевать ему негде, кроме как на вокзале. Но не хочется. Следовательно, он продается. Или сдается внаем. Это уж как кто понимает. И она тут же достала тугой кошелек, чтобы сделать заказ.
Из бара они ушли втроем, и уже на улице, увидев машину новой приятельницы, Герман еще раз улыбнулся:
Не знаю, кому из нас больше повезло.
Ксения поняла только, что не ей. Потому что в тот вечер она выиграла не только его внимание к собственной персоне, но и ревность подруги. Ревность тем более непонятную, что о ней и бывшем ее муже Женя Князева говорила совершенно спокойно.
— Черри? Проходи, сокровище мое, не стесняйся.
Герман посторонился, ровно настолько, чтобы, проходя мимо, Ксения почувствовала его запах, его тело. У него всегда были скверные манеры. Ксения замялась в прихожей. Прислушалась к звукам, доносящимся из квартиры.
— Может, я не вовремя?
— Да брось'
Герман подтолкнул ее в сторону спальни. Ксения прекрасно знала расположение комнат в квартире приятельницы. Интересно, они уже легли, или еще не вставали?
— Герман, я не…
И уже знакомый женский голос из спальни:
— Герман! Кто там?
— Давай, давай!
Он выдвинул Ксению прямо туда, в удушливое облако крепких духов и звуков томной музыки, должна быть располагающих к… Ксению передернуло, потому что приятельница лежала в смятых простынях и курила. Ее алое белье застыло на растерзанном смелыми ласками теле кровавыми рубцами. Ксения подумала об этом, ей отчего-то стало вдруг противно.
— Может, присоединишься? — где-то за спиной ухмыльнулся Герман. — Тебе не привыкать.
— Чем ты еще успел с ней поделиться? — огрызнулась Ксения. — Кроме своего щедрого тела и подробностей последнего года жизни?
Герман рассмеялся. Ксении показалось, что они с приятельницей немного выпили. А может, и накурились? В Германе Ксения подозревала многие пороки. Этот последний год ее и его жизни неумолимо вел к развязке драмы, которая слишком уж затянулась. Никогда еще жизнь в кругу приближенных Евгении Князевой не была такой нервной. Из всех «шуриков» Герман был самым самостоятельным. Он знал себе цену. И не давал подруге ее занижать. Иногда они сходились насмерть в словесных баталиях, и Ксения часто думала: «Или он сейчас придушит Женечку, или она выставит его вон».
Женя обычно отступала первой и потом говорила подруге:
— Трудный случай в практике.
Та спрашивала с надеждой:
— Что, этот парень тебе не по зубам?
— Он здорово натаскался бегать за мячом по всему корту. Его не загоняешь. Учителя, видно, хорошие были. Вернее, учительницы. Он все равно сам по себе, понимаешь? Видно, что парень нигде не работал и работать не умеет. Но деньги у него всегда были.
— Ну, ты же у него не первая…
— Б… — смело закончила Женя мысль близкой подруги. — Не то. Он не умеет зависеть от женщины. Он живет со мной… А черт его знает, зачем он со мной живет!
— Выгони, — подсказывала Ксения.
— Я хочу его понять. Тебе он ничего не рассказывал?
— Нет, — врала Ксения.
— Черри, а он не предлагал… Нет, не то. Он тебе нравится?
— Так же, как и другим женщинам, — пожала она плечами. В самом деле: странный вопрос. Кто ж может совладать с дрожью тайного обожания? И добавила на всякий случай: — Не больше.
— Но и не меньше. Ладно, продолжим. Любой матч рано или поздно подходит к своему концу.
— Да, но всегда можно сослаться на травму и отказаться.
— Оставь! Он всего лишь очередной «шурик».
Это имя Герман принимал со злой улыбкой. Как и все, что Женя заставляла для себя делать. Надо было видеть, с каким лицом он подавал ей чашку кофе или стакан сока! Как будто заранее всыпал туда яд. Стоило взглянуть ему в лицо, как пить уже не хотелось. Ксения вздрагивала, а подруга ничего, пила. Яда там не было.
На людях они первое время держались словно два голубка. Ксению настораживало только одно: Герман всегда отворачивался от телекамеры. Уходил в тень и, кроме того, запрещал себя фотографировать. Говорил, что ужасно не фотогеничен. Это была откровенная ложь: застывая, черты его красивого лица становились еще привлекательнее. Первое время Евгения не придавала этому значения. А потом поведение Германа и ее насторожило. Почему такой интересный парень не хочет покрасоваться на экранах? Почему его не прельщают фотографии в журналах? Однажды она насильно выставила Германа напоказ. Их засняли вместе, а после этого произошел жуткий скандал. Это и было начало разрыва. Герман перестал повиноваться совсем.
— Шурик, подай полотенце! — кричала Женя из ванной.
— Сама возьми! — слышала в ответ.
А потом Герман появлялся перед ней во всей красе, высокий, с крепкими, широкими плечами и высокими скулами, под смуглой кожей перекатываются желваки, руки нервно сжимаются в кулаки, а зубы стиснуты. И глаза от злости совсем зеленые, яркие, словно просветление на него вдруг находило: